В моём мире таких людей не бывает. А редких несчастных быстро ломают через колено и подстраивают под себя. И они даже особенно не сопротивляются.

Поэтому я так быстро записал тебя в себе подобных. В тех, кто сломался даже прежде, чем попал в этот мир.

Потому что Егора не привлекали нежность и искренность без должной обёртки. И почему он выбрал тебя — для меня всегда было загадкой.

До тех пор, пока он сам не сознался, как его съедал твой отказ. Как он тебя захотел, просто потому что ты ему отказала.

И я, конечно, решил, что ты умело его заманила своей неприступностью.

Я решил, что я тебя разгадал, и успокоился.

Чтобы теперь окончательно этот покой потерять.

Видимо, я не такой уж умён...

Она всего в шаге — и его тело зудит от жажды прикосновения.

Она всего в шаге — и его пробирает до дрожи от непривычного страха. Вот сейчас она разгадает его нехитрый манёвр. Отстранится. Заглянет в глаза с недоумением, опаской или даже насмешкой.

Попросит его — вежливо и деликатно — соблюдать дистанцию. Не позволять себе лишнего. Неуместного. Недопустимого.

Но расстояние между ними исчезло, а она не сделала ничего, чтобы привести его в чувство.

Сам он в него возвращаться не собирался.

Поэтому позволил своему пальцу легонько пройтись по нежной коже под её подбородком, приподнять его и…

Его губы коснулись её — мягких, нежных, сладковатых на вкус.

Он едва сдержался, чтобы не облизнуться.

Сердце дрогнуло и зачастило, разгоняя и без того закипавшую кровь.

Не отстранилась, но отвечать не спешила.

Вряд ли до конца ожидала, что он решится на поцелуй.

Знала бы она, насколько это сложно — решится исключительно на поцелуй, когда в своих полуночных фантазиях и лихорадочных снах он брал её снова и снова, не тратя времени на передышку. Потому что утро неизменно приносило с собой разочарование – пустую постель и нывшее от желания тело.

Он не спешил. И давал ей понять, что не ограничится целомудренным поцелуем. Его рука легла ей на талию, а пальцы второй жадно вплелись в небрежно собранную на затылке гриву медовых волос.

И нежные губы дрогнули, оттаяли, впуская его язык.

Их дыхание неизбежно смешалось.

Её руки оказались у него на груди, разгоняя по телу волны нестерпимого жара.

Тяжко. Ему будет очень тяжко ограничиться поцелуем.

Тело уже вибрировало как струна, требуя большего.

Мгновения текли вязко, неторопливо.

Он не мог от неё оторваться, теряя себя от того, что она ему отвечала.

А ведь он почти был готов получить увесистую пощёчину за свою слишком смелую инициативу…

Израсходовав весь кислород до лёгкого головокружения, он с сожалением отстранился.

Дышал тяжело, рвано, глотками.

Ловил её ошарашенный взгляд. И тайком любовался румянцем, залившим высокие скулы.

— Думаю, — его хриплый голос нарушил искрившую напряжением тишину, — мой ответ на твой вопрос очевиден.

Кажется, она начинала приходить в себя от поцелуя, потому что цеплявшиеся за его свитер пальцы разжались, и теперь она как будто не знала, что делать со своими руками.

Он хотел приказать ей снова прижаться к ему. Не сметь так до жестокости быстро лишать его того, о чём сегодня утром он ещё и не мечтал.

Но чёртова гордость требовала сохранить хотя бы остатки мужского достоинства, не обнаруживать перед ней свою сокрушительную уязвимость.

Слишком опасно дарить ей такое оружие.

— Я не понимаю… — прошептала она, всё-таки не спеша полностью от него отстраняться. — Как это произошло? П-почему?..

— Опять «почему»? — усмехнулся он, радуясь хотя бы малейшей возможности отвлечься от скручивавшего его в узлы желания.

— Но я ведь, — она метнула на него взгляд из-под ресниц, — действительно не понимаю… Ты меня никогда… ты меня на дух не переносил.

Да, он большой молодец. Его неприязнь к ней выглядела исключительно убедительной.

— Это ты так считала. Я тебя просто не разубеждал.

— О… — её глаза распахнулись от шока. — Но ты же… ты же не хочешь сказать, что…

— После знакомства с невестой единственное, чего мне хотелось на вашей свадьбе — исчезнуть оттуда как можно скорее.

— Нет, — прошептала она одним губами.

Да, наверное, это действительно нелегко — попытаться переосмыслить с учётом такого открытия всю свою замужнюю жизнь с Муратовым-младшим.

— Всё это время?..

— Звучит слишком трагично, — он приподнял уголок рта. — Порой мне удавалось отвлечься. Даже настолько, чтобы поверить, будто я без тебя обойдусь

Алекс невольно опустил взгляд на её соблазнительно припухшие губы

— Не сработало. Но я хотя бы пытался.

Она потрясённо молчала. Рассеянно провела ладонью у него по груди, вызвав новую дрожь по всему телу.

Она не знала и тысячной доли всего. И сейчас он бы не рискнул сдавать ей себя с потрохами.

Потому что совершенно не был уверен даже в тени взаимности.

Один сворованный поцелуй — ещё не гарантия.

И убедился в своей правоте, когда она наконец медленно, будто во сне, вышагнула из кольца его рук, обвела гостиную рассеянным взглядом и пробормотала:

— Извини, я… уже поздно. Завтра очень многое предстоит. Я… я пойду.

Он сложил опустевшие руки на груди. Скрывать внутренний ад он давно успел научиться. Поэтому совершенно спокойно кивнул:

— Конечно. Увидимся завтра.

Глава 57

— У метро остановите, — прошу таксиста, наматывая шарф на шею.

Не хочу подъезжать к самому входу в клинику.

Мне нужно пройтись. Подышать свежим воздухом.

Я и без того мандражирую, стоит только подумать обо всём, что предстоит совершить, а тут ещё… вчерашнее.

Неосторожно провожу шарфом по губам, и тело словно током пронзает.

Схожу с ума, не иначе.

Потому что губы помнят его поцелуй, будто это случилось секунду назад.

Будто я не провела добрую половину ночи, ворочаясь в постели и пытаясь принять всё, что произошло.

Муратов-старший меня поцеловал. «Поцеловал» — бледное описание.

Он завладел моими губами, словно ненасытный захватчик, взымавший дань, требовавший подчинения. А я охотно ему подчинялась.

Выскочив из такси, я стремительно пошагала по заснеженной улице, радуясь ледяному зимнему ветру, обдувавшему горящие щёки.

После его поцелуя других в моей жизни словно и не было. Я их не помнила. Сейчас я даже сравнить не могла. Будто до него и нецелованная…

Как же теперь во всём разобраться? Как это всё в голове уместить? И поцелуй, и признания.

Все эти годы я знать не знала, что он…

Ворота, ведшие на территорию клиники, выпрыгнули на меня, словно из ниоткуда. Я буквально на них налетела, поглощённая своими переживаниями.

Резко затормозила, огляделась. Несколько раз вдохнула и выдохнула.

Потому что это сейчас совершенно недопустимо — окунаться в решение жизненно важной задачи с разбуженным ульем в голове.

Почти невозможным усилием воли я отодвинула от себя жаркие воспоминания вчерашнего вечера. Там, за стенами этой крепости меня ждал мой сын. Ничто другое значения иметь не могло.

И все прочие мысли неохотно уступили место обострившейся сосредоточенности. Я буквально впитывала в себя обстановку в клинике, по косвенным признакам пытаясь понять, изменила ли что-нибудь здесь моя недавняя дерзкая вылазка.

Но никто на меня подозрительно не косился, и я преспокойно добралась до отделения.

Лёшка встретил меня с радостным нетерпением, а я попыталась не тратить времени даром и всё объяснить ему так, чтобы не тревожить таинственностью, но ничего особенно не раскрывать раньше времени.

— Лёш, послушай. Завтра у нас важный день… Завтра мы с тобой отсюда… выписываемся.

Светлые глазёнки округлились от недоумения и недоверия.

— Что, прям завтра?..

Боялся поверить. Но вот стала бы я такими вещами шутить.

— Да. Утром. Ты, пожалуйста, приготовься, но никому не говори. Мне нужно, чтобы ты с вечера одежду свою приготовил. Но только так, чтобы медсёстры не видели. Сможешь, сынок?